– Да я ничего против и не имел бы. – Я вдохнул аромат, поднявшийся из глиняных черепков. Пахло божественно, не соврал поляк, знатная снедь. – Как по мне – царская добыча.

– Тушенка не пригодилась бы, а вот все остальное… – заметил круглолицый Фол, интенсив-менеджер из Клайпеды, говорящий с мягким прибалтийским акцентом даже здесь.

– Да прям не пригодилась бы. – Бур разбил еще один кругляш и даже зажмурился от удовольствия, напомнив мимикой кота. – Тушенка – это мясо.

– Которое давным-давно превратилось в не пойми что. – Милена сморщила носик. – Фу.

– Этот мир экологически чистый. – Бур бросил в рот дымящееся сочное белое рыбье мясо и с наслаждением его прожевал. – А стало быть, и консервы здесь без химии делали, гипотетически, конечно. Так вот, чтобы вы знали – биологически чистые консервы, вроде той же тушенки, в нормальных условиях и при нормальной температуре могут храниться если не вечно, то очень неограниченное количество времени. Ну, при условии, опять же, нормальной консервации как процесса, разумеется.

Забавно, никто даже не стал упоминать о том, что этот мир еще и виртуальный. Люди, по-моему, про это стали просто забывать.

– Да, я тоже о таком слышал, – подтвердил Голд. – Мне один… Скажем так, приятель рассказывал, что ел консервы, изготовленные еще в конце двадцатого века, – и ничего, остался жив. Ему даже понравилось, хоть был и непривычный вкус.

– Конечно, непривычный, – засмеялся Бур. – Это был вкус естественных продуктов, без биодобавок, всяких там усилителей и химиорецепторных стабилизаторов.

Ага, наверное, когда мы в самом начале нашего пребывания в новом мире нашли вздувшуюся банку с консервами, она просто хранилась не в тех условиях, вот и испортилось все.

– Подытожу. – Я подвинул поближе к себе последний из глиняных овальчиков. – Завтра все ищем склад. Не разбредаемся сильно, все находимся в поле видимости друг друга, перекличка – каждые двадцать минут. Все внимание – холмам, ямам и иным нестандартным отклонениям рельефа от нормы. Насть, хочешь половину рыбины?

Проснулся я ни свет ни заря. Солнце только-только осветило верхушки деревьев, от реки немного тянуло холодком, но не то чтобы сильно, скорее даже приятно, как-то бодряще.

Да и вообще – права Настя. Несмотря на все местные хлопоты, треволнения и неустройства, этот мир по-своему прекрасен. Я такую красоту, как сейчас, не видел вообще никогда, по крайней мере вот так, вживую, не на экране или в вирткапсуле. Медленно текущая река, легкие блики солнца на зеленой листве, капельки росы, в которых отражается синева утреннего неба… Это что-то запредельное, наполняющее душу чем-то таким, чему я и названия-то подобрать не могу. И от этого неведомого чувства хочется встать и заорать «Доброе утро, мир!»

Нет, ну как благодатно на меня действует живая природа, а?

Я легко поднялся на ноги, стараясь не разбудить Настю: она, как обычно, пристроилась спать рядом со мной. Нет, совершенно без каких-либо сомнительных намерений, просто, видимо, ей так было спокойнее. Я, по крайней мере, ничего такого не заметил. Да и перегнул Голд вчера со своими словами, ни к чему эти все амурные дела, по трезвому размышлению. Вчера, был грех, я поплыл маленько – вечер, костер, атмосфера… В конце концов, я тоже живой человек. Но то вчера. А сегодня это все видится блажью, и дело даже не в том, что с Настей или со мной что-то не так. Просто ни к чему это. И все. И закрыли вопрос.

Часовые дремали, что, конечно, было недопустимо, и, по-хорошему, сейчас, наверное, надо было бы устроить им хорошую выволочку, при этом разбудив остальных, для наглядности. Надо бы, но не стану я этого делать. Не хочу я портить утро себе и остальным. Да и потом – они все не солдаты, никогда ими не были, при этом большинство из них ими, скорее всего, и не станет. А значит, и простых армейских истин у них в головах нет и не было, так что здесь криком ничего не исправишь.

Ну и, наконец, лучшая школа – это личный опыт. Не дай бог, конечно, но если кого-то из наших по вине заснувшего часового когда-нибудь сожрут, то все остальные этого в жизни не забудут, факт. Паршивая наука, зато действенная.

Впрочем, когда я сделал пару шагов, Фол встрепенулся, на его лице появилось виноватое выражение. Я нахмурил брови и очень строго покачал головой, как бы говоря: «Ай-ай-ай, что же ты дрыхнешь?» В ответ я получил покаянный взгляд, а его напарнику-часовому, который даже начал похрапывать, достался сильный удар локтем в бок.

Молодец прибалт. Он дремал, конечно, но все же и не спал. Это лучше, чем ничего, хотя все равно непорядок.

Давешний тальник оказался неожиданно гибким и крепким. Не без труда оторвав две тоненькие веточки, я связал их кончики узелком и попытался разорвать. Не вышло, только узел затянулся сильнее.

Я дернул изо всех сил – результат тот же. Ишь ты.

– Фр-р-р, – раздался утробный рык, и за моей спиной плеснула вода.

Я, чуть присев, развернулся, уже привычным движением вынимая пистолет и снимая его с предохранителя.

– Хорошо. – Азиз еще раз плеснул водой себе на грудь и заулыбался. – Теплая.

– Да что б тебя! – Я щелкнул флажком предохранителя. – А если бы я шмальнул?

– Ы-ы-ы! – повторно ослепил меня улыбкой Азиз и зачерпнул воды в горсть, чтобы напиться.

– Азиз, иди-ка сюда, – поднял я с земли отброшенные было в сторону веточки тальника. – Попробуй разорвать.

Он их все-таки разорвал, точнее, они лопнули в районе узелка. Но в любом случае это вариант, и вариант хороший. Маленькие веточки – это не то, что надо, но вот с более толстыми плетьми тальника стоит поэкспериментировать.

Но только что именно мы будем ими связывать? Для плота нужен еще и материал, проще говоря – деревья. А их надо свалить, зачистить, перенести. И все это – с одним топором и не слишком большой командой.

Ладно, решим потом. Сначала надо найти то, что на этом плоту перевозить.

Лес здесь был получше, чем тот, через который мы шли к болоту, – не такой темный и мрачный, да и трава тут росла пониже.

– Вот что еще, – сказал я людям, которые были настроены очень серьезно. Если честно, это меня даже немного удивило, я раньше не видел на их лицах выражения некой сопричастности к чему-то очень важному, стремления к общей цели. Увы, но понятие «общность» в моем бывшем мире было потеряно, массмедиа, да и все пространство, окружающее людей, в приоритет выводило личные интересы. Понятие «индивидуальное» стало естественным для нашего общества, сопровождающим человека от его рождения до могилы. Я не говорю, что это плохо, но здесь подобные вещи вряд ли будут уместны. Здесь одиночки не выживут. – Если вы найдете что-то, похожее на нашу цель, – сами туда не лезьте, зовите меня и Голда. Мало ли какой сюрприз оставили те, кто этот склад здесь оборудовал.

– Полагаешь, заминировать подступы могли? – моментально понял мою мысль Голд.

– Не думаю, но… – Я повертел рукой так, как будто вкручивал лампочку. – Кто знает? Подходы – вряд ли, а вот у самого входа – могли. Скорее, если такое и было, то эти подарки давным-давно неактивны, и все же, ребята, не лезьте поперед батьки в пекло.

Народ покивал, причем снова меня обрадовал тем, что это были не дежурные: «Ага, поняли». Нет, в глазах окружавших меня людей я увидел четкое понимание поставленной задачи.

– Как думаешь, сегодня найдем или завтра? – негромко спросил у меня Голд.

– Мне бы твой оптимизм, – невесело ответил ему я. – Я ставлю вопрос по-другому: найдем или нет?

Нашли. Даже более того – нашли всего лишь через два часа. На склад наткнулась пара бывших маркетологов – один из Кинешмы, второй – из Еревана, они сдружились еще в крепости, надо полагать, из-за общности интересов, и старались держаться друг друга.

Они наткнулись на небольшой холм, заросший травой и каким-то кустарником. Когда парни раздвинули колючие ветви, то сразу же увидели потрескавшуюся от времени небольшую бетонную дорожку без ступенек посреди бетонных же стен, образующих проход, который вел вниз, к почерневшим от грязи, годами стекавшей сверху, широким, не при этом не слишком высоким двустворчатым воротам.